Победы и беды

Город Спитак — в ста километрах от Еревана; здесь был эпицентр страшного землетрясения 1989 года. Тот, кто видел Спитак тогда, подтвердит: города не было, было только кладбище — новенькое, с иголочки. Сегодня город есть: красивые дома, элегантная центральная площадь, и когда с вершины ближайшего холма нам открылась его панорама, то рассказы о том, что там по-прежнему живут в лачугах, представились преувеличением. Увы, в них оказалось много правды. Времянки, обшитые листами жести, проложенными слоем старой, осыпающейся стекловаты, которые зимой почти невозможно обогреть, — это дома, где до сих пор живет более половины жителей города. Работы в Спитаке нет. Функционируют только почта, мэрия и полиция: ни техникума, ни сахарного завода, ни трикотажной фабрики, ни прочего больше нет. Те, кому повезло с работой, получают 15–25 тыс. драмов (1100–18000 рублей). А коммунальные платежи тут почти такие же, как в Ереване. Да и цены не многим ниже (килограмм мяса на рынке стоит чуть меньше 100 рублей на наши деньги). Машины есть у многих, но на них ездят редко — не хватает денег на бензин. В поисках работы жители Спитака, как, впрочем, и других провинциальных городов, часто уезжают работать в Ереван (те, кто мог и хотел уехать за границу, уже сделали это), но даже за место продавца в ереванском магазине надо дать взятку, и весьма значительную.

А от бессилья люди кроют матом...

Декабрь, мрачно, нет еще полудня, Вдруг неожиданно затрясся пол. В одно мгновенье твердь предстала студнем: Крик, рамы треск, и вбок "поехал" стол. Опять качает, звон стекла повсюду. Сверкнула мысль: "А что же там в горах?" Настал конец привычному уюту, На лицах у людей - застывший страх. Вот стихло чуть, и только качка люстры, А телевизор, радио молчат. Да, информации совсем не густо... Тоскливей от незнания сто крат. Звоню домой: - Вы живы там и целы? - Что знаешь? - на вопрос звучит вопрос. - Все хорошо, - вру явно неумело, Кусают мозг десятки злющих ос. Проходит три часа, вбегает Саша: - СпитАка нет, разрушен и Гюмри... Из ада для питья подали чашу. Один глоток, и рвется все внутри. "Что делать? Ехать! Дети под завалом!". Плач слышен, всхлипы: "У меня там брат..." ”Лопаты, кирки, ломы, самосвалы. Свечей побольше, не забыть домкрат.” В машинах тихо, курим молчаливо. К чему слова? Нагрянула беда... "Скорей, успеть!" - здесь в силе директива. Гудки машин, сплошная чехарда. Крутой подъем, добрались до СпитАка Темно. В руинах сахарный завод. И воет, морду вверх подняв, собака, Рыданья, вопли, обезумевший народ. Из-под обломков голос: - "Помогите..." - Держись, не двигайся, терпи, браток. Счет на минуты, время в дефиците. Пришла "безносая" собрать оброк. В крови все пальцы. "Ну, давай, ребята...", Сорвался ноготь, это ерунда. А от бессилья люди кроют матом... ,, Наверх тащите, медленно...сюда! Ну, слава Богу, вроде бы нормально... Что переломы – это заживет. Живой! Живой! Вот это актуально, Пора спешить за следущим. Вперед! "

Если есть ад, то я его видел

Повсюду треск, пусты цеха, Никто не ходит на работу. Болит нутро, грызет тоска, Как будто тащат к эшафоту. В глазах людей застывший страх, Прошло всего-то две недели. Еще слегка трясет в горах, А ночью слышен вой метели. Но больше ждать уже нельзя, Здесь разговоры бесполезны. Такая выпала стезя, Наверх карабкаться из бездны. - Кто смелый, кто пойдет со мной? Но добровольцев нет. - Понятно... - Он ненормальный, - за спиной Раздался шепот еле внятный. Вошел. Вот длинный коридор. Осколки стекол, штукатурка. В углу валяется мотор. "Готова, смерть? Сыграем в жмурки?" Вот наконец-то и станки: - Нажать на пуск? А вдруг все рухнет? Давай поступим по-мужски, Хозяин ты на этой кухне. Жизнь или смерть, своим перстом Пускай решит сейчас Всевышний. И глупо думать о пустом. - Ну, с Богом! - Прошептал чуть слышно. От напряженья в теле дрожь, Смотрю на шпинделя вращенье. Что не боялся - это ложь! Не передать те ощущенья... А перекрытия трещат: - Ну вас к чертям! - Кружатся мысли. Стук сердца, громкий, как набат, Куда склонится коромысло? Прошло три дня, ожил завод, И потеплели сразу взгляды. Терерь пора иных забот, Одна задача: Выжить надо! Этим стихотворением начинается цикл, если удастся написать, о землетрясении 7 – го декабря 1988 года. Оно посвящено пуску завода, одного из филиалов объединения, после землетрясения. Сам завод находится на склоне горы Арагац, на высоте более 2300 метров, и был в эпицентре стихии. Будучи ген. директором, я первым вошел в цеха и пустил станки. От вибрации могли рухнуть перекрытия. Тогда нельзя было медлить. Люди впали в депрессию, в сердцах поселилась безысходность. После землетрясения 10 дней провел в Спитаке и Гюмри. Откапывал людей... .

Eще около 7 тыс. семей ждут новоселья

В Ширакской и Лорийской областях Армении по состоянию на 1 марта 2008 года без крова остаются соответственно 4 тысячи 666 и 2 тысячи 999 семей, пострадавших после разрушительного землетрясения 7 декабря 1988 года. Как сообщили агентству «Новости-Армения» в отделе по связи с общественностью Министерства территориального управления, такие данные были представлены в понедельник в ходе совещания вице-премьеру, министру территориального управления Армении Овику Абрамяну, являющемуся зампредседателем госкомиссии для организации мероприятий к 20-летию Спитакского землетрясения. Списки оставшихся без крова семей в городских и сельских общинах двух указанных областей Армении изучены и уточнены по поручению председателя госкомиссии, премьер-министра Сержа Саркисяна в ходе первого заседания госкомиссии в 2007 году. В ходе совещания было отмечено, что в 1998-2008 годах в городских и сельских общинах Ширакской области квартирами обеспечено 19 тысяч 265 семей, в Лорийской области - 14 тысячи 601 семья. Кроме того, в рамках программ общественных организаций квартиры получили еще почти шесть тысяч семей. В ходе совещания вице-премьер подчеркнул, что окончательные списки остающихся без квартир семей из Лорийской и Ширакской областей будут представлены правительству Армении после окончательного уточнения и сверки с данными Государственного комитета кадастра недвижимости республики. 7 декабря 1988 года в Армении произошло разрушительное землетрясение. Стихийное бедствие почти до основания разрушило два города на севере Армении - Спитак и Ленинакан (нынешний Гюмри), свыше ста деревень. Еще несколько городов были разрушены частично. В эпицентре землетрясения - городе Спитаке, его сила, оцениваемая по 12-балльной шкале, в зависимости от степени разрушения строений, достигла десяти баллов, в Ленинакане (Гюмри) - 9 баллов, Кировакане (Ванадзор) - восемь баллов. Город Спитак был разрушен до основания. В этот день, по официальным данным, погибло 25 тысяч человек, 140 тысяч стали инвалидами, а полмиллиона людей лишились крова.

ПРИЧИНЫ ТРАГЕДИИ

Почему во время землетрясения было столько жертв? Ведь близкое по силе землетрясение год спустя в Калифорнии (местности не менее плотно населенной) унесло жизни 65 (!) человек, раненых оставило около 3 тыс., а потеряли жилище «всего» 14 тыс. человек. Это на три порядка меньше по жертвам. Подобных примеров можно привести немало если говорить о землетрясениях на территориях развитых стран. Андрей НИКОНОВ, профессор Института физики Земли Российской АН считает, что «в уровне цивилизованности, в отношении к человеческой жизни, личностным, личным и общественным ценностям». Он утверждает, что вполне конкретный ответ дан в отчете группы специалистов, работавших по заданию Политбюро ЦК КПСС. Отчет этот не получил ни тогда, ни позднее необходимой огласки. Короткое газетное изложение выглядело так: “Основной причиной катастрофических последствий землетрясения стала не столько специфика толчков, сколько недопустимые отступления от норм проектирования, вопиющие недостатки самих проектов и необычайно низкое качество строительства”. Проще говоря, массовый бардак в строительстве на протяжении десятилетий. Так же отвратительно проявила себя система гражданской обороны СССР. Вспомните, ведь мы готовились к ядерной войне с массовыми разрушениями. Спитак показал, что эффективная ГО существовала только в далеких от реальности отчетах отставных генералов, ее возглавлявших. А ведь эти генералы должны были до тонкостей обдумать технологию спасения людей из завалов. О чем идет речь? Когда здание разрушается, часть обломков осыпается внутрь его периметра, а часть падает рядом со стенами, образуя у стен завалы. Здесь живых быть не может, они уже раздавлены обломками. Спасти можно тех, кто находиться в центре здания, в первых этажах. Но к ним нужно успеть добраться. Если в течение суток после землетрясения ничего не предпринимать, 90% пострадавших погибает от эффекта длительного сдавливания. Если груз сутки лежит на конечности, то в организме происходят необратимые изменения, ведущие к летальному исходу. Самый эффективный способ: быстро отодвинуть обломки от стен мощными бульдозерами, освободив дверные и оконные проемы, запустить внутрь горных спасателей и шахтеров. Такая методика безжалостна к погибшим, но позволяет вызволить до живых. Так вот, в Армении на каком-то обязательном совещании высоких чиновников некий инженер пытался вдолбить Рыжкову, что нужно применить именно бульдозеры. Он не был услышан премьером. Чиновники были поглощены призывами друг к другу «немедленно организовать помощь» и «напрячь все силы». На слова «умника очкастого» внимания не обратили. Вот и дрались люди за каждый подъемный кран, которых было крайне мало в первые дни. А те, что были, просто не могли подъехать к месту через завалы. Увы, поведение нынешних власть имущих во время все более частых техногенных катастроф показывает, что ничему мы не учимся. Свидетельство тому – показательные поедание генералом огурцов возле перевернутых цистерн с фосфором и спасение кошек министром во взорвавшемся доме. Да и президент в белой рубашке, метушащийся с лопатой руках на фоне пожара – все это очень показательно...

Спитак –мгновенье...

Спитак –мгновенье, и в живых уж нет, Моей любимой и сынишки... И для меня не мил был белый свет, Ведь я живу, но нет мальчишки... Он был смышленый, добрый, озорной... Она – всегда казалась терпеливой... До дней последних не найти такой, Не может быть второй такой красивой. Среди развалин фото отыскал... Идут года... Они со мной – всё те же... Я вспоминать и каяться устал, Зажили раны, боли стали реже... Прощайте, берегите всех родных, Не обижайте, уступайте сами... Ведь спросится вдвойне с живых, За тех, кто отошёл – простился с нами.

Трещина

Еще одна тяжелая картина - стадион в Спитаке. Вы думаете - разрушенные здания, искореженные трибуны? Нет, не это. Стадион стал местом, куда отовсюду свозили трупы, извлеченные из-под развалин. Они лежали там, покрытые какой попало материей, - для опознания. Сюда отовсюду устремлялись родственники, прибывающие в поисках своих близких. Когда трупы, точнее сказать, останки, находились, живые, товарищи по несчастью, поздравляли друг друга: вот, мол, видишь, еще одного нашел, повезло, удастся похоронить. Здесь, на стадионе штабелями лежали гробы разных цветов, но больше черные и некрашеные - либо только привезенные, либо на случай, если человек сам хочет покрасить, в "свой" цвет. Кроме того, гробы лежали по всему городу, их сотни, может быть, тысячи. Больше всего - вдоль главной улицы Орджоникидзе, опертые одним концом на металлическое ограждение, отделяющее проезжую часть. Разрушения всюду разные. Одни дома превратились в груду развалин, другие разрушились частично, третьи, сильно потрескавшись, остались стоять. Я видел уцелевший дом, который накренился на 45 градусов. Есть дома (пяти- и девятиэтажные), разрезанные пополам: одна половина в развалинах, другая стоит. В разрезе свисают с каждого этажа на арматуре железобетонные плиты, одеяла, ковры, части мебели (например, половина двуспальной деревянной кровати). Спитак был разрушен практически полностью, в Ленинакане значительно меньше разрушения, но оттого, что здания там более значительные, капитальные, выглядело это не менее тяжело. По всей зоне бедствия - части МВД и армейские подразделения. Они ведут спасательные работы, всюду поддерживают порядок, создают атмосферу надежности, которая очень нужна людям. Именно военные и милиция навели порядок с распределением поступающих грузов и в борьбе с мародерами (употребляю этот военный термин, принятый и для данной ситуации). Люди крайне болезненно восприняли весть о ворах и мародерах, требуя к ним самых жестоких мер ("позорят нацию, их надо расстреливать на месте", - слышал я неоднократно). Однако нужно подчеркнуть, что таких преступников - единицы, может быть, десятки. Это видно из публикаций в местных газетах об арестах и судах. Зато были тысячи людей, работающих самоотверженно на завалах, часто с риском для собственной жизни, сдающих найденные ценности. Среди таких и солдаты, и добровольцы, и даже выпущенные на время из тюрем заключенные. Население было искренне благодарно всем, кто пришел на помощь в день трагедии. Много говорили о "грузинских братьях". Двое молодых людей, подвозившие меня до Кировакана от грузинской станции (поезд дальше не шел вследствие повреждения линии) рассказывали: "Мы были в Спитаке уже в два часа дня 7-го. И трое суток непрерывно возили и раздавали хлеб, который дома пекли родители, родственники, знакомые". Также в числе первых были грузинские врачи. Потом - отовсюду. Из Ростова и Краснодара, например, группы медицинских работников прибыли в Ереван уже 7-го ночью, а утром, после бессонной ночи, сразу приступили к работе: оказывали первую помощь, лечили и оперировали, оперировали без конца. Я побывал в одной из самых крупных в республике Эчмиадзинской больнице.